Мнение Духовного собора женского монастыря Архангела Михаила о проекте «Положения о монастырях и монашествующих»

Мнение Духовного собора женского монастыря Архангела Михаила

о проекте «Положения о монастырях и монашествующих»

Проект «Положения о монастырях и монашествующих», являя собой подготовительную стадию выработки документа, содержащего основные понятия монашества и отвечающего на практические вопросы современных монастырей, по-видимому, требует серьезной доработки.

Прежде всего, как целостный правовой документ, он должен соразмерно отражать все важнейшие правовые аспекты, касающиеся монастырей и монашества: во-первых, отношения монастыря и епископа, во-вторых, отношения настоятеля и насельников и, наконец, правила и положения, регулирующие поведение самих насельников. Что касается первых двух важнейших аспектов, то именно на них следует обратить пристальное внимание составителям нового Положения.

В предлагаемом Проекте наблюдается некоторый дисбаланс: тщательно проработан вопрос правовой ответственности одних субъектов церковного права, а именно простых монахов, при недостаточном внимании к правовым механизмам относительно других, в частности, епископов и настоятелей.  Этот досадный «перекос» канонического и юридического регулирования монастырской жизни в какой-то мере отражает современные церковные реалии, но в новом документе, оставляя возможность злоупотребления властью со стороны начальствующих и совершенной незащищённости простых монахов перед их произволом, вступает в явное противоречие с основной задачей предпринятой работы по «содействию монастырям […] в устроении внутренней монашеской жизни»[1].

Что касается правил и положений канонического корпуса Православной Церкви, регулирующих поведение архиерея в отношении монастырей, то в рамках общецерковной дискуссии этот вопрос подробно рассматривался в историко-канонических исследованиях прот. Валентина Асмуса[2] и мон. Диодора (Ларионова)[3], выявивших степень канонической зависимости монастыря от епископа. Остается перечислить основные пункты, почему-то так и не расмотренные в новом проекте Положения:

а) епископ преподает благословение на созидание монастыря, но не создает его искусственно, административным путем без наличия крепкой монашеской семьи. Кроме того, монастырь невозможно представить без богослужебной жизни, которая теснейшим образом связана с епископом. Именно он благословляет закладку храма, освящает его, преподает антиминс для совершения на нем Божественной литургии, рукополагает клириков обители;

б) монашествующие каждой обители покоряются епископу, как своему отцу и архипастырю, как образу Христову, в духе евангельской любви, епископ же, памятуя, что он отец для своих чад-монашествующих, с рассудительностью заботится о них, не вмешиваясь без нужды во внутреннюю жизнь обители;

в) епископ наблюдает за тем, не уклоняются ли монахи от своих духовных подвигов к житейским попечениям, и по возможности оберегает их от подобных уклонений;

г) епископу усваивается право знать финансовое состояние монастыря, но он не может распоряжаться монастырским имуществом на правах собственности;

д) епископ имеет право общего наблюдения за благочинием в монастыре;

е) епископ может наблюдать за процессом избрания братией игумена, утверждает результат выборов и возводит избранного кандидата в должность или также в священный сан;

ж) монашествующие испрашивают у епископа благословение на совершение пострига.

Как в любом подобном документе, здесь должны предусматриваться действенные правовые рычаги на случай правонарушений. В рамках церковной дискуссии предлагаются различные механизмы: это и предоставление возможности монастырям защищать свои права в Церковном Суде при Синоде, и заимствование соответствующих правовых механизмов из современой практики других Поместных Церквей, и даже  переподчинение монастырей отдельным «монастырским» епископам, или Синодальному отделу по делам монастырей и монашеству. Заметим лишь, что в предлагаемом проекте Положения интересы самих монастырей недостаточно защищены от возможного произвола со стороны административной церковной власти.

Возможно, это упущение лишь следствие того, что настоящий Проект Положения рассматривает отношения «епископ – монастырь» с точки зрения административной дисциплины, тогда как церковное предание преподносит этот вопрос как по преимуществу духовный и богословский, где монастырь – не структурная единица епархии, не определенное церковное учреждение, подведомственное вышестоящему начальству, а «духовная семья, собравшаяся вокруг своего духовного отца-игумена или духовной матери-игумении»[4].

Только исходя из такого святоотеческого понимания вопроса становится очевидной необходимость важнейшего принципа монашеского права – выборность игумена[5]. С канонической точки зрения этот принцип, естественно, имеет множество нюансов и оговорок, регулирующих возможные проблемы в тех или иных случаях, однако в целом он никогда не ставился под сомнение в Церкви и соблюдался на протяжении всей истории монашества, в том числе и в России вплоть до ХХ века[6]. Только исходя из этого принципа выстраиваются правовые рычаги в отношениях игумена и братии, гарантирующие посредством взаимных обетов сохранение монашеского предания, законоположенного основателями монашеской традиции[7]. Принцип выборности настоятеля сохраняет исходный посыл монашеского послушания – свободу. С другой стороны, только он и может гарантировать подлинное единоначалие в монастыре – единство административной и духовной власти настоятеля.

Важнейшим условием монашеского послушания — а значит и благополучия и целостности обители — является «верность игумена монашескому преданию, выраженному в уставе, который воспринят от святых отцов и представляет собой краткое изложение «монашеской науки»[8]. Таковы обязательства, пожизненно принимаемые настоятелем перед лицом избравших его. В противном случае монах не связан никаким обетом, поскольку нарушено главное условие монашеского послушания — верность святоотеческой традиции[9]. Все это так или иначе должно быть разъяснено и отражено в настоящем Положении.

Нельзя не заметить, что закрепление в Положении принципа назначения настоятеля административной властью – архиереем, Синодом – указывает на недостаточное понимание духа и смысла монашеского послушания. Монашеское послушание всегда конкретно, это послушание одному лицу – настоятелю[10]. На протяжении всей традиции монашества нигде и никогда монашеское послушание не понималось абстрактно – как послушание административной власти самой по себе. Но только на таком, не свойственном для церковной традиции понимании, и можно обосновать принцип назначения настоятеля епископом. Однако насколько оправдано закрепление в Положении принципа, вступающего в противоречие с традиционым пониманием существеннейшей стороны монашеской жизни?

Поскольку только в случае избрания игумена братией вступают в силу условия для реализации взаимных обязательств, то только в этом правовом контексте и возможны все те механизмы регулирования поведения простых монахов, которые довольно подробно представлены в настоящем проекте Положения.

Прямое следствие вышеизложенного взгляда на независимость организации внутренней жизни монастыря должно быть отражено в п.5.2.: состав духовного собора монастыря, а также изменения в нем должны утверждаться настоятелем.

Довольно спорен в Положении п.6.3.2. о статусе иноческого пострига, где основанием к каноническому приравниванию рясофора к монашеству почему-то служит ссылка на авторов, учивших совершенно по-другому[11].

Требуют более серьезного обоснования и некоторые положения п.8.3. о духовном окормлении в женских монастырях. Напр., в противовес сказанному, что «в соответствии с церковными канонами, священнослужитель должен хранить тайну исповеди, и потому игумения не вправе требовать от священника раскрытия содержания исповеди сестер» можно привести такой отрывок из Устава свт. Василия Великого (глава XXI О женских обителях): «небывание один на один с сестрами простиралось так далеко, что даже исповедь не была свободна от сего закона. Вопрос: «когда сестра исповедуется пресвитеру, надобно ли быть при сем и старице?» Решается так: «Гораздо благоприличнее и безопаснее такая исповедь, которая бывает при старице пред пресвитером, способным предложить благоразумный способ покаяния и исправления»[12]. Такой вгляд на духовные полномочия игумении имет место и сейчас: «игумения должна знать всё, знать исповедания сестер и в соответствии с тем, какой кто подвержен страсти, давать разрешение на приобщение к Чаше Жизни»[13].

Указание того же пункта Положения на то, что «исповедь принимается приписанным к монастырю священником» тоже не вполне отражает традиционый взгляд на проблему духовного окормления в женских монастырях. «По обычаю, духовным водителем и окормителем сестричеств был представитель мужского общежития, как правило, сам настоятель»[14]. А вот современное авторитетное высказывание: «Монашество […] во многом отличается от простого мирского благочестия. Монашеству не научиться по книгам. Если человек сам опытно не живет монашеством, он не может ни сам понять его, ни научить ему других. Как понять, а тем более вдохновить монахинь-девственниц, самому не подвизаясь в девстве? Как научить других отсекать свою волю, никогда не быв послушником? Как научить умной молитве, самому не занимаясь ею?»[15]. И еще конкретнее: «единственное служение, несомое женатыми клириками в монастырях, в основном женских, это совершение таинства Божественной Евхаристии и, реже, других таинств»[16].

Полагаем, явного противоречия с монашеским преданием Церкви в Положении быть не должно.

Считаем небезосновательным мнение тех участников церковной дискуссии, которые предлагают поручить подготовку материала для проекта «Положения о монастырях и монашестве» Учебному комитету при Священном Синоде, а затем на основе исследований специалистов по церковному праву, литургике и истории Церкви  составить общий нормативный документ.

Начало индикта 2014 года